[Dreida]

Стало хорошо. "Капля дегтя в бочке меда" Ночных Снайперов просто...прекрасно=))) Скрипка и гитара. И все. Красиво...светло и спокойно=)))

И уже я-это снова я. И смеюсь от души, и улыбаюсь потому что так хочется. Дрейда снова Дрейда=) Чертовски хорошо!!!=)))



Перед публикацией продолжения "Ночи Полнолуния" хочу сделать всем вам подарочек..думаю, многие из вас знаю стихотворение Роберта Рождественского, которое начинается словами:

"-Отдать тебе любовь?

-Отдай!

-Она в грязи.

-Отдай в грязи!"

В большинстве случаев его публикуют до слов "за то что не люблю рабов". А у стихотворения есть продолжение...



Целиком

Отдать тебе любовь?

- Отдай!

- Она в грязи..

- Отдай в грязи!

- Я погадать хочу.

- Гадай!

- Ещё спросить хочу.

- Спроси!

- Допустим, постучусь..

- Впущу!

- Допустим, позову..

- Пойду!

- А если там беда?

- В беду!

- А если обману?

- Прощу!

- Стоять тебе скажу!

- Стою!

- Запри для друга дверь!

- Запру!

- Скажу тебе: убей!

- Убью!

- Скажу тебе: умри!

- Умру!

- А если будет боль?

- Стерплю!

- А если на пути стена..

- Снесу!

- А если узел?

- Разорву!

- А если 100 узлов?

- И сто!

- Любовь тебе отдать?

- Отдай!

- Не будет этого!

- За что?

- За то, что не люблю рабов.

.Ра.бов не любишь?

- Не люблю!

- А терпишь рабство?

- Не терплю!

- А что любовь?

- При чем любовь?

- При том что рабство, страсть и боль.

В себя любовь впитала всё! Её раба ты на все сто!

- Ты лжешь!

- Не лгу!

- Так докажи! Любовь не стоит твоей лжи!

- Я докажу. Но не сейчас. Для доказательства свой час.

- Пошел ты прочь!

- Я ухожу.

- Катись. Нет. Стой. Вернись назад.

- Нет. Я уйду. Ведь я не раб.





А теперь "Ночь Полнолуния".



Часть 1 глава 10.

Часть 2 главы 1-2





Глава X



- Вce дело в преображении, мои дорогие, в нем тайна из тайн... И самая

действительная реальность! Казалось бы, меня нет больше там, на Земле, в

Нижнем городе... А я с вами! Просто я уже не тот, каким был в прежнем своем

качестве. Я преобразился. И мой теперешний настоящий облик ничем не

напоминает, Скучун, твоего старого дедушку... Вот так и Личинка. Но в ней

особая важность, потому что нет ничего важнее на свете, чем Красота. И

Радость. Там, где одна - там обязательно и другая. Все связано между собой. А

Личинка - это возможность новой Радости и новой Красоты будущего. Сама она

ныне - ничто, бездыханная и неживая... Но в ней заложена тайная сила, которая

в никому неведомый срок преобразит Личинку. Тогда миру явится сама Красота! И

все будут жить в вечной Радости. Наш Подземный мир раскроется, как бутон, и

выпустит Личинку на волю... И сам он озарится светом, исчезнут сырость, темень

и туман.

- Ах, как хочется, чтобы это произошло поскорее... - Скучун и Ксюн, затаив

дыхание, слушали дедушку. Он был взволнован, даже раскраснелся, немного

театрально жестикулируя и поминутно принимая картинные позы...

- Весь фокус в том, что ничего этого может вовсе и не произойти. Ведь это

только одна возможность из тысячи! Главная, Великая возможность, но отнюдь не

обязательная. Все зависит от того, в чьих руках окажется Личинка в тайный срок

своего преображения... Если рядом окажется тот, кто мечтает лишь о Красоте и

ничто в мире не желанно ему так, как она, - то заветное исполнится... А если

злые или корыстные существа - то они насытят эту возможность своими помыслами,

своей нечистотой, словно засоренным топливом для ракеты. Ракета, конечно,

взлетит, только не на ту планету, где ее ждут... Иными словами, Личинка

заряжается мыслями и энергией тех, кто владеет ею в заветный час, и

материализует их желания! Поэтому и берегла Личинку Подземная страна как

зеницу ока, приставив к ней Хранителя и поместив в потайное укрытие. Слишком

велики и несоразмерны ее возможности с сознанием простых землян, которые и без

того путаются в своих желаниях и случайных порывах...

- А вдруг рядом с ней окажется кто-нибудь такой, кто пожелает, чтобы

Москва обрушилась на Нижний город и все погибло? - Скучун и Ксюн прижались

друг к другу, целиком превратившись в слух.

- Значит, Москва обрушится и все погибнет!

- А если в тот заветный час подумают о том, чтобы вернуть старую, ушедшую

в прошлое Красоту?

- Красота вернется, но будущего у нее больше не будет...

- А если в мыслях у них будет жареная яичница с колбасой?

- Значит, Красотой мира будет жареная яичница. С колбасой, да! И никто

никогда не узнает ничего прекраснее! Все что угодно! С нами может произойти

все... Ничего невозможного нет, запомните это... Но пока еще рано пугаться,

детки. Дело вот в чем. Тот, кто окажется рядом в час преображения, должен

будет троекратно прочитать четыре священных текста из "Радости мира". В этой

древней книге заключено все накопленное тайное знание. В ней - путь к Радости

и Красоте. И без этой книги преображение не свершится и Великая возможность

так и останется вечным Ничто...

- Ох, дедушка, эта книга была у меня! Но она пропала...

- Я все знаю, Скучун, ведь это я отыскал книгу в древнем хранилище,

которое тут же обрушилось. Я тогда чудом спас ее. Да и сам чуть не погиб. Ведь

надо быть очень внимательным ко всему вокруг, когда речь идет о поисках

Красоты... Слишком многие стараются помешать этому. Мне хорошо известно почти

все, что происходит у вас в Нижнем городе. И я знаю о пропаже и о твоей

встрече со стариком Урчем. Он был прав, когда говорил, что скрытое знание

никому не достается случайно. Весть о Личинке и древней книге направлена тебе,

Скучун, а это ноша нелегкая... Тебе решать, по плечу ли она... Скажи мне,

дорогой внучек, готов ли ты к испытаниям и опасностям? Ксюна я ж спрашиваю -

сразу видно, что она всегда в ожидании необычайного! А у тебя, внучек, совсем

ведь другая натура. Ты существуешь в мечтах и действовать не привык. Можно

однажды поддаться слабости - и все: ты уже не сможешь поверить в себя, ты

зароешься в своей норке, дни твои застынут в бездействии... Это страшная

участь, поверь мне. Может, все же не стоит вступать на этот путь и Личинку

спасет кто-нибудь другой?

- Ни за что на свете! Нет, дедушка, я не могу бросить ее... Я мечтатель,

да, но я ведь мечтал о ней, о Красоте, только вот даже не знаю толком, какая

она... Да я теперь больше ни о чем не смогу думать! И вообще, дед, какой ты!

Чего ты меня так? Я могу - и все. Вот.

- Он сможет, дедушка, дорогой, я верю! И я отправлюсь с ним спасать

Личинку. Ведь мне можно, правда? Ничего, что я девочка?

- Конечно, Ксюн! Это прекрасно, что ты девочка, и раз ты так поверила в

Скучуна - я за него спокоен. Ну что ж... Пора. Отправляйтесь в дорогу. Аргаман

проводит вас. Но на прощанье я хочу предупредить: Ночь Полнолуния не вечна,

она кончается... А с нею и ее тайна. В три часа пополуночи, хотя Ночь еще

длится, тайные силы покидают ее. И она не сможет вот так, как сейчас, помогать

вам. Так что не теряйте времени. Вы должны отыскать Личинку до утра...

Ай-яй-яй! Как же мне не хочется отпускать вас, мои милые ребятки! Пожалуй,

ничего более грустного со мной не случалось в надзвездном мире...

- Дедушка, а мы больше не увидимся? Никогда?

- Кто знает, кто знает... Это, внучок, зависит от очень многих причин и

событий. Например, от тебя - от того, как ты пройдешь свой земной путь... Что

там станешь делать... Не будем загадывать. Только я буду скучать и надеяться.

И не будем прощаться. Вас ждет Старый Урч. Передайте ему поклон от меня и

скажите, что там, на Земле, он теперь твой дед, Скучун, и твой, Ксения... Я

ему верю...

- Дедушка! И ты ничего больше не расскажешь? Ты ведь и здесь

путешествуешь, это уж наверняка! Ты видел много Звезд, а? Какие они? А жители

на них есть? А цветы? Дед, ну дедуленька... - Ксюн, встав на цыпочки, дергала

деда за рукав. Глаза ее сияли.

- Нельзя, моя хорошая! Сейчас вам рано знать об этом. Время ваше еще не

пришло. И потом, вы очень многого хотите сразу. И Звезды, и Личинка - это уж

слишком, выбирайте что-нибудь одно.

- Но хочется-то всего! И, конечно, сразу! А почему так нельзя?

- Потому что ко всему этому - к целому миру - нужно пробираться

постепенно, а не прыгать сломя голову... Так можно плюхнуться в лужу... Бух! И

кругом только брызги, кваканье - и никаких Звезд! Не спешите. У вас многое

впереди...

- Р-р-р-разоспался! - Аргаман распростился с собачьим обличьем. Теперь он

явился в образе струящейся пурпурной ткани, растворившись в ее складках...

- Укройтесь в мою шелковую прохладу, вот так. Простились? Теперь в путь,

на Землю. Мы полетим вместе со светом, который станет завтрашним Днeм...

Они мчались бесшумно, проникая из мира в мир. Аргаман летел кругами,

скручивая спираль пространства, все ближе и ближе к Земле.

Его спутники забились в складки шелка и ничего не ощущали, кроме трепета

ткани.

- Не выглядывать! Мы вблизи Черной Дыры. Если чей-нибудь взгляд попадет

туда, то его владельца Дыра затянет навеки. Выхода оттуда нет. - Аргаман

пурпуровой стрелой пронизал кольцо Сатурна. - Ну вот, а теперь мигом взгляните

и - нырь - ко мне обратно...

Две пары настороженных глаз сверкнули в складках шелка. Мимо проплывала

прозрачная жемчужно-радужная Звезда. От нее исходил тихий, завораживающий

звук, что был как пение... Звук нарастал, постепенно возникла мелодия, и

вокруг поющей Звезды заскользили крошечные светоносные огоньки. Они подпевали

ей каждый на свой лад, играли и переполнялись светом, вырастая в искрящиеся

шары, которые затем с наслаждением лопались! Медлительное плавание чудесного

светила насыщало простор Космоса ликованием. То тут, то там, со всех сторон к

звучащей мелодии присоединялись новые голоса. Звезды и планеты исполняли .свои

небесные арии, оркестр светил подчинил все вокруг мощной и торжественной

вибрации звука. И на миг показалось, что эта ускользающая вдаль Звезда, -

сгусток какого-то неведомого космического праздника..

- Это Музыка Сфер - самая удивительная музыка на свете, - поведал Аргаман.

- А та, что всех объединяет - Дэя, совсем крохотная звездочка. Когда вы будете

вспоминать ее мелодию, - почувствуете прилив свежих сил. Это мой вам подарок

на память!

Дэя быстро растворилась в пространстве, Аргаман со свистом рассекал слои

надземной атмосферы, приближаясь к пушистому пологу облаков, скрывавшему

Землю.

- Ну вот, сейчас мы окажемся на вашей планете, детишки! Я верну вам

телесность и тут же перенесу в Нижний город. До утра не так много времени,

надо спешить...

Не успели путники и глазом моргнуть, как души их соединились со спящими

телами. Они вновь почувствовали себя заключенными прежнего земного телесного

панциря... Теперь он показался им тюрьмой.



* * *



Под ногами заскользила влажная брусчатка мостовой. По замшелой поверхности

Большой стены сочилась мутная жижа. А где-то вверху громыхал поезд московского

метро.

- Аргаман! Где ты?

- Прощайте! - Эхо раскатилось под сводами подземелья. - Мы больше не

увидимся... И запомните: вокруг Личинки днем и ночью порхает стайка

лазурно-синих бабочек. А в тайный день преображения они меняют цвет. Ищите

бабочек-вестниц и ничего не бойтесь... бойтесь... бойтесь...

Эхо угасло впотьмах.





Часть вторая



Глава I



- Как тут сыро и зябко! Мне страшно, Скучун!

- Держись за меня. Не пугайся, Ксюн, сейчас мы доберемся до дома, а там

решим, что делать...

- Бедный город. - Ксюн растерянно озиралась по сторонам. - После того, что

я привыкла видеть на Земле, это просто ужас! Как же тут живут, без света и

красок? Ох, несчастные...

- Ксюн, давай помолчим. Лучше пробраться в мой домик незаметно, чтобы

никто нас не увидел и не услышал.

- А что? Подумаешь, увидят! Не съедят же...

- Не съедят, конечно. А вот помешать могут... Сюда. - Скучун вывел Ксюна

на мощенный серым булыжником пригорок, ведущий к его дому. Кругом слышались

какие-то шорохи. Света в каморках жителей не было видно. Только тускло мигали

подслеповатые фонари.

- А-а-а-пчхи! Ну, наконец-то! Вот и ты, дружок, не зря я тут простудилась,

тебя поджидая... - проскрипел гнусавый голос.

Букара, наша старая знакомая, сидела на самом крылечке домика Скучуна,

расстелив передник и разложив начнем содержимое своей бездонной авоськи.

Конечно, это было съестное. Она только что покончила с квашеной капустой -

ошметок капусты унылой гирляндой свисал с мордочки - и теперь набивала рот

масляным печеньем. - Ага, кого-го привел! Апчхи! Это что же за фрукт такой, да

с косичками? Кажется, не из наших... Кто такая? Похоже... Точно! Из Верхнего

города! Ну, дождались! А-а-а-пчхи! Своих тут мало шмыгает, так еще верхние

повадились. А все Скучун! Тащит кого ни попадя... - Проговаривая свою тираду,

она громко чавкала. - Ну да ничего-о-о-хрм! - Букара поперхнулась, закашлялась

- брызги и крошки печенья веером разлетелись от нее во все стороны. - Кха-кха,

р-р-рехха! Поесть не дадут спокойно! - Она откашлялась, деловито собрала в

передник остатки еды и запихала их в авоську. - Ну, пошли. Вот ужо я вас

водворю куда следует, чтобы не шлялись тут всякие посторонние и не вынюхивали

чего им знать не положено! Там-то уж с вами разберутся. У нас теперь новая

власть - во как! - И она схватила Ксюна за руку, пытаясь одновременно подавить

приступ чиха. Но не выдержала и расчихалась, приседая, охая и запрокидывая

голову.

Тут-то Скучун и куснул Букару за руку, а та, взвизгнув, выпустила Ксюна. И

наши герои прошмыгнули поскорее в домик мимо нее, тотчас заперев дверь

изнутри. Укушенная заголосила вовсю.

Визг и причитания Букары гулко

разносились под сводами Нижнего города. Они скатывались по склону мощеного

переулочка и тупо ударялись в земляной вал укреплений Большой Стены.

- Ой-ой-ой! Жомби-и-ки-и-и! Сюда, сю-ю-да-а-а! Он здесь, Скучу-у-ун! Он

привел девчонку-у-у-укусил меня-а-а-а...

- Вот уж беда так беда! Только жомбиков нам и не хватало... Постой, раз

Букара их зовет, значит, они здесь, в городе... Она еще каркнула про какую-то

новую власть... Что-то случилось, пока меня тут не было! А вдруг жомбики

захватили наш город? - Скучун, страшно расстроенный, в раздумье шевелил

ушками, и от волнения начал почесывать хвост.

- Слушай, а ты, оказывается, кусачий! - Ксюн была в восторге. - Как ты ее:

хап! - и я на свободе! Хотя, конечно, кусаться нехорошо... Какая же она

препротивная, эта Букара! Она кто такая?

- Букара обыкновенная. Прыгает, мечется и собирает сплетни. Обо всем

доносит жомбикам, перевирая половину, и все время что-то перепродает, меняет,

торгует и прячет. Очень энергичная особа.

- Скучун, объясни мне наконец толком, кто это такие - жомбики?

- Их тут целое племя. Живут они не в самом городе, а за укрепленями

Большой Стены, на острове Жомбуль посреди озера Грунтовых Вод. Здесь

неподалеку течет речка Сивец, которая, как и Неглинка, заключена в трубу. И

только по ней можно добраться до берега, где расселилось это мерзкое племя.

Жомбики ужасно воинственные. Они стремятся захватить всю Подземную страну,

Нижний город и даже, представь себе, вашу Москву! Нижний город не раз

выдерживал их осаду. Мы оборонялись с трудом и наверняка давно бы сдались,

если бы жомбики не грызлись между собой. Они настолько агрессивны и мелочны,

что между ними на каждом шагу вспыхивают ссоры по пустякам. Они просто тонут в

собственной злобе. Упреки, раздоры и раздражение - такая вот у них жизнь.

Представляешь, как уныло они живут? Все время одно и то же: нытье и драки,

драки и нытье...

- А из-за чего весь сыр-бор? Чего они хотят?

- Каждый хочет доказать другому, что он лучше и умнее, а тот во всем

виноват!

- В чем виноват?

- Да во всем... Что нету Солнца, что сыро, а в жилищах надо постоянно

топить, что кончились спички, вода невкусная и так далее, до бесконечности...

Они так раздражены друг другом и так тоскливо живут, что жажда иной жизни

оборачивается у них стремлением расширить территорию своих владений. Жомбики

надеются, что в другом месте будет лучше - все изменится само собой... Вот

представь себе: в твоем доме злоба и раздражение подчинили себе всех и тебя в

том числе... Как ты поступишь?

- Не думала... Наверно, я постараюсь это победить сначала в себе, а потом

во всех, кто живет рядом. Мы перестанем замечать свое раздражение, и оно

исчезнет... Не так?

- Я тоже так думаю. А жомбики хотят раздвинуть стену своего дома до

бесконечности, будто от этого злоба бесследно рассеется... Нет, мне кажется,

она способна захватить любое пространство... Я много думал об этом. Мне даже

жалко этих жомбиков. Уж очень они убогие - совсем не знают радости... И воюют,

и воюют, словно больше нечем заняться!

- Ты, Скучун, зря такой благодушный по отношению к этим "беднягам"! Того и

гляди, они захватят ваш город, а может, уже захватили. Тогда все затопит

раздражение. И выползет наружу, в Москву, - и до нашей дачи доберется... А

там, знаешь, как хорошо? Там все становятся ужасно добрыми, веселыми и

ласковыми, - даже злющий пес моей подружки Дины... Она вместе со своим псом -

его зовут Бриша - приезжает ко мне погостить денька на два... Ты тоже

обязательно приедешь ко мне! И вообще, Скучун, почему бы тебе у нас не

поселиться?

- Ксюн, ты очень странная. Ну, сама посуди, разве о том надо сейчас

беспокоиться? Какая-то Дина, собака, - это все осталось совсем в другой

жизни... Вокруг нас опасность, вот-вот появятся жомбики... Что-то надо делать,

скорее, я чувствую, что мы сидим тут, как на пороховой бочке!

- Ты знаешь, а я почему-то совсем не боюсь... Когда мы очутились здесь, в

Нижнем городе, я жутко испугалась. Кругом мрак, каменные стены того и гляди

обрушатся. Здесь даже дышать тяжело, а смеяться вовсе не хочется... Мне

кажется, Скучун, что черный и коричневый - это цвета болезни. Я вдруг поняла,

что каждый цвет и оттенок что-нибудь обозначает. Какое-то чувство. Или мысль.

Ведь только побывав здесь, можно понять, какая радость - многоцветье! Как

хорошо живется среди зелени на воздухе... Я потому и заговорила про дачу - ты

уже это понял, наверное. Я ведь очень веселая и счастливая, а это оттого, что

до сих пор у меня была самая настоящая разноцветная жизнь!

Скучун ничего не ответил. Он сидел за столом и сосредоточенно водил

пальцем по вышитым на скатерти лотосам. После слов Ксюна о разноцветной жизни

он взглянул на нее полными слез глазами и улыбнулся грустно-грустно, отчего

одна слезинка не удержалась и капнула ему на нос. Он прерывисто вздохнул и

сник, положив голову на скатерть.

Ксюн вскочила и уселась за стол напротив.

- Ну вот, ты совсем расстроился. Это я виновата - расхвасталась, ты и

горюешь...

- Я просто задумался. И представил себе, что пока мы тут будем разыскивать

Личинку, на земле кончится лето. И я не увижу твоей разноцветной жизни, а мои

мечты о летнем Солнце, траве и звездах, наверное, никогда не сбудутся...

Знаешь, Ксюн, я тоже понял, почему я вырос такой задумчивый и невеселый...

Потому что я рос без цветов и звуков радости! Видишь, свой домик я украсил как

смог. Но это все не настоящее. Это мой театр. А ведь прожить всю жизнь среди

декораций невозможно... Я устал, Ксюн, я очень устал! Я наконец увидел, как

прекрасен мир... Лишиться его теперь и оказаться здесь вновь - о, это

жестоко...

- Перестань ныть, Скучун, ты что, забыл о Личинке? Ты же можешь превратить

это подземелье в цветок небывалой красоты... Или в изумительный замок! Ты

можешь все - только найди ее! А он тут бормочет об усталости... Не хочешь - не

надо, я сама разыщу ее и притащу сюда, чтобы ты больше не распускал нюни...

Скучун даже отпрянул от такой резкости.

- Ну зачем ты, Ксюн, ты же не такая...

- Скучун, Скучушечка, миленький, не обижайся, ну прости меня, я просто

хочу, чтобы ты не мучался так. Я все понимаю... начала понимать. Ну не я же

виновата, что жила под Солнцем, а ты здесь... А твоему прозябанию в этой

безысходности пришел конец. Ты же уйдешь со мной наверх, правда?

- Как ты не понимаешь? Только если мы сумеем спасти ее, Красоту...

- А если нет?..

- Тогда я останусь здесь. Я не смогу радоваться звездам, потому что душа

моя угаснет...

- Не говорив так! Что за глупости! С чего это ей угасать? Ты невозможный

пессимист, Скучун, и тебе нужно с собой что-то делать... Ты вянешь поминутно,

как черемуха без воды, а что мы обещали твоему дедушке? Что ты преодолеешь

свой характер и начнешь действовать, а не рохлиться... И где же все наши

обещания?

- Но ведь самое сложное - это когда непонятно, что делать... Неизвестность

меня обессиливает. Если бы хоть что-то прояснилось: что делать и куда идти...

- А ты помнишь, как в сказке: "Пойди туда - не знаю куда... Найди то - не

знаю что..." Вот и мы теперь в таком же положении...

- Но мы же не в сказке, Ксюн. Мы-то в жизни!

- Вот и хорошо! Вот и давай попробуем... Подумай, что нам может помочь? В

сказке герою дарили волшебный клубочек, который вел прямо...

Вдруг домик вздрогнул и будто заплясал на каменной насыпи - так

сотрясались его стены. Грохот рассыпался по крыше, рвался в дверь. К нему

прибавились визгливые выкрики: "Сдавайтесь! Вы окружены. Вылезайте на крыльцо

поскорее, не то вам конец!"

- Это жомбики! Что делать, Ксюн?

- Сейчас... О чем я думала? Ах, да: кто может нам помочь? Ну, конечно!

Ведь она еще не кончилась!

- Кто?

- Да Ночь же! Ночь Полнолуния! Помнишь, твой дед предупредил, что она

велела силам природы помогать нам, пока длится ее время. А оно?..

- ...пока еще есть. Да, но как позвать ее? М-м-м... Давай зажжем свечу.

Вот. - Скучун снял с полочки над диваном старинный бронзовый подсвечник в виде

рыбы, изогнувшей хвост, поставил его на стол и зажег свечу.

- А почему ты думаешь, что нужна свеча?

- Эй вы! - Грохот усилился. - Мы знаем, что вы там!

- Они там, они там! - Букара прыгала вокруг крыльца, приседала, чихала и

мотала головой, тыча пальцем в дверь. Ясно, что это она привела сюда жомбиков.

- Почему свеча? Не знаю... Я чувствую, что тут нужен живой огонь...

- Ой, дверь поддается! А если Ночь не услышит нас? Скучун, я боюсь. Мама!

- Тихонько, Ксюшечка... Смотри на пламя и думай о Ночи изо всех сил. Зови

ее мысленно, зови всей душой... И я буду тоже...

- Ш-ш-ш-хр-р-ом-м-м... - огромные напольные часы будто шевельнулись,

трижды сдавленно прохрипев. Качнулись на цепях тяжелые гири... Заметался,

зароптал огонек свечи, рванулся ввысь и угас... Кончилась ночная власть,

оборвалась. И застыли двое в маленькой беззащитной комнате с летящими под

потолком ткаными облаками... Они застыли и ждали.

И поддалась дверь, и оборвались засовы. С визгом и воем обрушились на них

жомбики. И, не помнящие себя, оглушенные, немые, они покатились в бездну, где

нет уже памяти и страха...

Таким пришло Утро. И наступил плен.





Глава II



- Синьк-синьк-синьк - тон-н-н-тон-н-н... - унылые падали капли. Падали в

воду с округлого свода трубы. В каменной той трубе когда-то давным-давно

заперли речку Сивец, и, покорная, неспешно плелась она теперь московским

подземельем. Тоскливо тут и боязно было. Река не говорила - молчала, лишь

попискивали изредка крысы, а вода пахла гнилью и еще чем-то, наводящим ужас, и

горло судорогой противилось вдыхать этот смрад. Тяжелая, мертвая была эта

вода.

Лодка, в которой везли пленников, освещалась багровыми всполохами факела.

Его тревожного света едва хватало, чтобы разглядеть осклизлые стены туннеля. А

что там впереди, позади - того уж не видно было...

В отсветах факельного огня плыла лодка и в ней плененные пассажиры, с

головы до ног опутанные сырой тухлой сетью. Замерли они, закоченели от

привкуса беды, запекшейся на губах. И только-только очнулись от беспамятства,

потирая саднящие ушибы и озираясь по сторонам с отчаянной безнадежностью.

Вот факел наклонили пониже, и свет его настиг другую лодку, шедшую

впереди. Она полна была жомбиков. И в той, где сидели наши герои, были

жомбики, целых трое. Они сопели, глядели хмуро, - худо глядели, исподлобья,

молчали. Только веслами вскапывали покорную речушку да слушали монотонное:

тон-н-н - тон-н-н - тон-н-н - синьк-синьк...

Долго ли плыли они - не знали. Спертый воздух и горькая сеть, пахнущая

рыбой, отнимали силы, волю и мысли. Мертвенный холод - был их путь. Путь по

гибельной, умершей реке.



* * *



Вот и озеро Грунтовых Вод. Коричневое, вялое. Даже тины не видать не озеро

и не болото - вязкая жижа бездонная, отрава. Колышется, булькает кое-где. А уж

смердит...

Ксюн поскорей зажала нос и глаза зажмурила, будто и глазами - нюхать...

Скучун передернул плечом, попробовал пошевелиться - не вышло, сеть крепко

вцепилась в них, прижавшихся друг к другу.

Жомбики всё молчали.

Неожиданно лодку обхватили громадные чугунные крючья, спустившиеся сверху

на лебедке. Лодка оторвалась от воды и, поднявшись метра на три, двинулась над

озером.

Впереди завиднелось что-то, напоминавшее забетонированный холмик.

- Скучун! Ты видишь? Это, наверное, остров Жомбуль...

- Точно, это он.

- А почему лодка плывет не по озеру, а над ним, по канатной дороге?

- Это озеро как зыбучий песок - бездонное и гнилое. Все, что ни попадает в

него, - тонет сразу. А остров держится вот уже сотни лет. Но и он может ухнуть

в пучину - так сказано в древней летописи... Жомбики потому еще такие

отчаянные, что эта их земля - предательская и неверная. Сейчас она терпит их,

а завтра - возьмет да и опрокинет в зыбучее озеро...

- А как же мы? Как страшно, Скучун, что же будет с нами?

- Поглядим, Ксюшечка, помнишь, как в сказке: "Двум смертям не бывать..."

- Кр-р-рех-х-х! - Лодка, подпрыгнув, опустилась в специальное гнездо на

колесиках и дальше покатилась по рельсам. Она въехала в бетонный туннель,

зиявший раскрытой пастью посреди серого куполообразного бункера, и,

подергиваясь, с лязгом и скрипом, вползла в кромешную тьму.

- Эй вы, пригнитесь! - Жомбики слегка пристукнули своих пленников по

головам.

Лодка вдруг выкатилась в огромный зал, выложенный кафельной плиткой, в

котором висели заржавленные цепи, сходящиеся в центре к просторной стальной

клетке.

Пузатые коротышки вытащили из лодки свою добычу и повлекли к скрежещущей

на цепях клетке. Они все скопом набились в нее, огрызаясь и шипя друг на

друга. Ксюн и Скучун, притиснутые изнутри к ледяным стальным прутьям, едва

дышали, когда клеть начала сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее

вращаться. Скоро все поплыло перед глазами, тошнота заволокла сознание

бесцветной паклей...

Когда узники очнулись - странной клетки уже не было. Лишь где-то

неподалеку слышался лязг цепей.

Ярко освещенный узкий коридор то и дело петлял как в лабиринте. Вдруг

чудовищный сноп света будто клинком пронзил мозг, и все остановились как

вкопанные, невольно прикрыв глаза от боли.

В голом квадратном бункере с чугунными стенами, под пологом, напоминающим

стальную паутину, на глыбе застывшей черной смолы им померещилась громадная

коричневая бородавка, бесформенная и плотоядная. Из-за головы страшилища бил,

ослепляя, необузданный луч неживого, дикого света...

То был Большой Жомб и его святилище.

- Несчастные! - бубнил он в медный рупор отрывистым контрабасом. - Куда

полезли вы, жалкие, слабейшие созданья! Личинка вам не по зубам! Сидели бы

тихо по своим норкам еще много-много лет... Ан, подавай им саму Красоту!

Несчастные... Теперь крышка!

Рупор утробно квакал, и неестественно гулкий голос бултыхался в невысоких

стенах, подобный одинокому огрызку гнилого яблока на дне ведерка...

- Личинка у меня, но ни одна живая душа ее не сыщет... И в назначенный час

она исполнит мое - только мое - заветное желание. Красота моя - красота

великого Большого Жомба - затопит все: и Нижний город, и Верхний, и соседние

земли, и даже небо... А какова моя красота - взлелеянная, хе-хе, обмусоленная

в мечтах - этого никто не знает! И не узнаете, вы... - Жомб привскочил с места

на неожиданно волосатых хилых ножках и потряс кулаком над головами,

распростертых ниц соплеменников. - Не для того я приказал выкрасть Личинку,

чтобы доходяга-Скучун с московской девчонкой вернули ей свободу...

Кальденпупер! - крикнул Большой Жомб, и тотчас откуда-то сверху шмякнулась

огромная сороконожка, размером чуть больше таксы... Она топотала задними

тридцатью ногами, приподняв переднюю часть туловища и раскачиваясь, словно

кобра.

- В узилище их, в узилище, тащи их, Кальденпупер! - Жомб тыкал пальцем в

сторону связанных друзей, потрясая безволосой головой без шеи... если только

можно было назвать головой бугристую студенистую кучку бородавок с двумя

пуговками красных глаз...

- Стоять, Кальденпупер! - Жомб приостановил жуткий спектакль и,

обернувшись, нажал какую-то потайную кнопку.

- А теперь все - вон!

Тотчас тугие ледяные струи воздуха смели жомбиков в угол, где их поглотил

замаскированный люк. Живым градом просыпались они куда-то вниз и исчезли...

Наши окоченевшие герои избежали этой участи и, одинокие, стояли теперь

перед разъяренным Жомбом, опутанные омерзительной сетью...



* * *



- Ну что вы, детишки... - Жомб неожиданно сполз со своего возвышения,

наступив на голову послушно сдохшему Кальденпуперу. - Не надо меня пугаться. Я

ведь нежнейшее существо - вы сами убедитесь. А это все, знаете ли, так -

маскарад! Он наклонился, придерживая то место, где обычно бывает поясница и,

кряхтя, извлек из-за глыбы вара серые велюровые тапочки. Затем, шаркая

задниками без пятки, прошлепал к остолбеневшим своим узникам и принялся не

спеша распутывать сеть. - Я вот что вам хочу сказать: уж очень у меня

бессердечный народ. Жомбики мои - это просто ужас, что за жомбики! Боюсь я их

- да, боюсь, и не буду перед вами прикидываться властелином. Ты, Ксюн, небось

по вечерам телевизор смотришь? Так вот я этот телевизор люблю до крайности! У

меня тут небольшая антенночка московская сверху проведена, - тайком, конечно,

- и надо вам сказать: прилипаю... Все смотрю подряд, особенно мультики! Вот уж

там повелители: леший - так леший, водяной - так водяной, а я так себе... ни

рыба, ни мясо, а просто жомбик какой-то...

Шлепая вокруг Ксюна и Скучуна и тараторя без умолку, он постепенно

освободил их от пут и, присев на корточки, довольно и преглупо улыбаясь, с

умиленным видом поглаживал по головкам... Жомбова ладонь была липкая и

назойливая, как муха.

- Ну вот, детишки, значит, такой-то я и есть - Большой Жомб. Совсем ведь

не страшный? Ни капельки?.. - Он поковырял носком тапка в щели между плитами

пола, и оттуда выскочил стульчик, словно черт из табакерки. - Сяду - ослаб! -

Жомб утрамбовался в стул и продолжал:

- Потому я и напускаю кругом всяких ужасов, что побаиваюсь крепко

болванов-то моих... Оттого и сам хожу страшилой эдаким, ору вот... А душа у

меня тонкая, прозрачная даже душа! И очень я этою самою душой всякую красоту

возлюбил. Много у меня тут красот и редкостей волшебных, так много, что голова

кругом идет... Цепкая она, красота моя: увидишь раз - и ухнешь с головой,

будто в омут! Хочется мне уж больно, чтобы поняли вы, что такое красота, и не

гонялись впустую за несбыточным... А то все: Личинка да Личинка, - а ее и

нету, Личинки-то... И у меня ее нет - обманул я вас давеча! Выдумки все это.

Вы эту Личинку хоть однажды видали? То-то же! И никто ее не видывал. А вот

сейчас-то что будет, у-у-х...

Жомб начал проворно перебирать ногами, стульчик кружился все быстрее и

быстрей, Жомб поджал под себя ноги - тапки слетели и двумя серыми жабами

плюхнулись по углам бункера... ан, бункера-то и нету!

Из четырех углов его с тихим шелестом змейкой извился желтенький дымок.

Змейкой прополз к недвижно стоящим друзьям, обвил и закачался. И сладко так

стало им, приторно и туманно... Разомлели, убаюканные тем туманом и песенкою

дудочки какой-то странной, что пролилась откуда-то, мутно-жалобная, и вяжущая

и золотистая...

...И вот растеклись дымком чугунные стены, канул в небытие черный трон,

угас искусственный свет...

Шли втроем: и Жомб, и Скучун, и Ксюн. Шли по хрустящей тропинке средь

порхающих звездами орхидей берегом изумрудного озера. Птицы

беззастенчиво-синие трепетали над орхидеями, будто причесывая кружевные цветки

своими крылышками, и что-то ласковое им нашептывали и шутливое...

А впереди, в солнечных брызгах мрамора, им улыбался розовощекий дворец!